Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.

— Можно сесть? — спросил Заяц.

— А как мы будем сумерничать? — спросил Заяц.

— Сиди в сумерках и молчи, — сказал Медвежонок.

— Говори, — сказал Медвежонок.

— Мы не сердимся, — сказал Ёжик.

дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они
сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое
кресло, сел и сижу...

— А ничего. Темно стало, — сказал Заяц. — Нет, думаю, это
не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь,
думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?

— А мы уже сумерничаем? — спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно
опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал
Зайца.

— Пой, — сказал Медвежонок.

Никто ему не ответил.

— Пой, — сказал Медвежонок.

Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца и Заяц
мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал,
как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.

— Ля-ля! Ля-ля! — пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было все это слышать.

Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.

— Шшш! — сказал Медвежонок.

— До темноты — молчать?..